Цвет дали - Страница 120

120

— Как скажешь, эн, — отозвалась Нинто. — Я пойду к Миато и скажу ему, что мы скоро уходим.

Анито вернулась в деревню с корзиной свежепойманной рыбы. Она встретилась с Нинто, и цвет кожи тарины дал ей понять, что произошло в ее отсутствие.

— Он пришел за мной, — сказала она, становясь серой от горя.

Нинто погладила ее по плечу.

— Он пришел за нами обеими, Анито. Я свою тарину не отпущу одну.

— Хотела бы я, чтобы ты изменила свое намерение, — ответила Анито. — Тебе вовсе не нужно уходить!

Нинто покачала головой и рябью выразила несогласие.

— Баха готов, и я готова. Хотя и буду тосковать по Нармолому. — Ее трагическая окраска еще больше потемнела, и она отвернулась. — И все же это куда лучше смерти. Возможно, что с моей стороны эгоистично хотеть продолжать жить, но я и в самом деле люблю жизнь. Я никогда не могла понять тех, кто скорее готов умереть, чем покинуть Нармолом. Даже нашего ситика. Из него вышел бы замечательный энкар, если б у него хватило мужества.

— Илто не был трусом, — взорвалась Анито, в своем стремлении защитить память ситика даже забыв о необходимости не называть его имени.

— Конечно, не был. Он был очень смел, но он боялся продолжать жить, если это было связано с уходом из деревни. И это было нечто гораздо большее, чем страх. Он просто хотел остаться здесь, быть похороненным здесь с семенем дерева на в животе, остаться частью Нармолома навечно. Если б дело было в обыкновенном страхе, Илто стал бы энкаром. Он сделал то, что хотел, ну а я делаю то, чего хочу я. Единственно, чего я не желаю, так это того, чтобы уходила и ты.

— Нет смысла говорить об этом. Такова моя судьба — покинуть Нармолом задолго до того, как это должно было бы произойти естественным путем. И мне нужно только одно — принести как можно больше пользы.

Нинто погладила ее плечо, и обе повернули в сторону дома. Пять дней кипела деревня, готовясь к прощальному пиру. Тинки отчищали блюда. Бейми и взрослые длинной вереницей выходили из дупла, неся огромные корзины всяких яств. Все кладовые перерыли в поисках консервированных деликатесов.

Анито сплела из прутьев гроб. Поскольку она покидала Нармолом навсегда, в жертву, чтобы заменить ее, должны были принести тинку. Хорошо еще, думала она, что это будет дикий тинка из леса, а не деревенский. Она старалась не думать о Моуки, но память о его отчаянной борьбе за право следовать за ними не покидала Анито ни на минуту.

— Болячки на голову этого бейми, — бормотала она, отбросив в сторону гроб и без устали меряя шагами комнату. — Если б не он, я бы о тинке и не подумала! — Она схватила свою сумку для сборов и бросилась в лес. Она мчалась сквозь листву, перепрыгивала с ветки на ветку, стремясь убежать от мыслей о Моуки, лежащем в гробу, который она сплела. Моуки уже давно был бейми, жертвоприношение ему не угрожало, но все равно какой-то тинка будет убит, чтобы занять ее место в традиционном гробу.

Тяжело дыша, она остановилась у водопада. Кто-то коснулся ее плеча. Укатонен.

— В чем дело, Анито? — спросил он. Кожа его приобрела пастельные цвета сердечной нежности.

— Дело в тинке, эн. В том, который ляжет в гроб, чтобы занять в нем мое место. Это… — она замолчала, обдумывая, как объяснить свое беспокойство так, чтобы оно не выглядело глупо.

— Тебя это беспокоит, — подсказал Укатонен.

— Да, эй. Мне все время кажется, что в гробу будет Моуки. Я знаю, что его там не будет, но…

— Меня это тоже беспокоит.

— Неужели?.. — поразилась Анито.

Укатонен отвернулся, бурый от стыда.

— Это все из-за нового существа. Она заставила меня смотреть на тинок иначе. Одно дело дать тинке, которого мы не можем усыновить, умереть естественной смертью, но это… — Он замолк. — Я хочу поговорить с другими энкарами и посмотреть, нельзя ли что-то изменить.

— Но это не спасет жизни тинки, который займет мое место в гробу.

Укатонена заволокло облако печали.

— Нет.

— Я могу просто уйти и не присутствовать на похоронном пиру.

— Неужели ты нарушишь гармонию Нармолома в момент прощания?

Теперь пришла очередь Анито побуреть от неловкости.

— Я понимаю, что просто уйти нельзя. Но что же делать?

— Подумай о какой-нибудь уловке, — предложил Укатонен, а затем наклонился к ней, чтобы развить свою мысль.

Анито высвечивала вежливые слова благодарности одной из старейшин, поздравившей ее с оригинальной формой плетеного гроба. Горы похоронных подношений были навалены на крохотное тело тинки, лежавшее внутри корзины. Наконец речи закончились, Анито и Нинто, чей гроб хранил тело другого тинки, выбрали себе несколько украшений, которые хотели взять с собой. Они присоединились к процессии, которая отправилась к ямам, где эти гробы будут похоронены. Деревенские держались так, будто их обеих тут и вовсе не было. Для деревни и Нинто, и Анито умерли с того момента, как были зашнурованы крышки гробов.

Они стояли в стороне, наблюдая, как оба гроба опускаются в ямы, выкопанные на месте двух солнечных пятен, падавших на землю сквозь прорывы в лесном пологе, что должно было символизировать душевную близость двух тарин, и после смерти крепкую, как при жизни.

Глядя на деревенских, Анито чувствовала себя и вправду умершей. Между ней и Нармоломом встал непроницаемый барьер. Даже если бы она вернулась сюда как энкар, никто из деревенских не подал бы и виду, что знает ее. Для них она была чужая. Для Нармолома Анито навсегда умерла.

Баха, который должен был стать Бахито, когда остальные уже ушли, чуть задержался, тщательно выравнивая ветви, наваленные на могилу Нинто. Потом повернулся, чтобы уйти. Однако на границе расчистки он остановился и долго-долго смотрел на то место, где стояли его ситик и Анито. Он поднял руку в коротком запретном ныне жесте прощания и скрылся в лесу.

120