Цвет дали - Страница 166

166

Моуки не мог вынести нового вида своего ситика. Он отвернулся и стал смотреть в океанскую даль цвета темного сланца, затянутую серыми облаками, набухшими дождем и полностью скрывшими закатное солнце. Моуки ощущал себя таким же облаком — серым от тоски. Вдали он увидел темное пятно, которое огибало мыс. Это была лодка, которая шла сюда за Иирин, чтобы навеки увезти ее от него. И хотя он знал, что это не так, что он еще увидится со своим ситиком, прибытие лодки возвещало конец. Когда она отойдет от берега, все станет совсем другим.

Кто-то дотронулся до его плеча. Иирин. В руке она держала палочку.

— Я люблю тебя, Моуки, — написала она на языке кожи на мокром песке.

Моуки кивнул.

— Я тоже люблю тебя, — ответил он. — Мой ситик.

Иирин потрепала его по плечу, и они еще долго стояли, ожидая лодку, которая увезет ситика, глядя на серые облака и на серый океан.

Наконец лодка выскочила на песок. Иирин положила в нее свои рыболовные снасти и обняла Укатонена и Анитонен. Затем повернулась к Моуки и долго гладила его лицо. Этот жест без слов сказал ему все, что она хотела сказать. Потом она вошла в лодку. Моуки смотрел, как лодка уходит от берега и как набегающие волны смывают слова, написанные Иирин на песке.

31

После четырехдневного обследования врачи выписали Джуну из госпиталя. Она сразу же отправилась в общую сауну, чтобы смыть больничные запахи. Время было обеденное, и баня пустовала. Джуна радовалась одиночеству — слишком уж много рук обстукивало и ощупывало ее за последние дни. Мирная тихая баня успокоит ее натянутые нервы и ноющие руки и ступни.

Она скинула одежду, сунула ее в одну из розовых пластиковых корзин, стоявших на полке, и стала рассматривать себя в зеркале. Выглядит она как гимнастка. На теле выступают круглые сильные мышцы. Она повернулась, напрягая и расслабляя мускулы, смеясь от радости, что выглядит так здорово. Волос на голове пока не было — кожу черепа покрывал легкий пушок, а ее высокие круто изогнутые брови сейчас выглядели, как еле заметные черточки. Отсутствие бровей странно молодило Джуну. Она взяла полотенце, мочалку и тут заметила, что слабые голубые насечки племенной татуировки почти совершенно исчезли с ее рук и кистей. Джуна нахмурилась. Это мать водила ее к татуировщику как раз перед тем, как начались все несчастья и ужасы войны. Татуировка была последней вещественной памятью о добрых временах, проведенных с матерью. Надо будет обновить татуировку, когда она вернется на Землю.

Она изо всех сил принялась намыливать себя у одного из нижних кранов, вделанных в стену. Затем смыла мыльную пену и вошла в огромную общую ванну с плиточным дном, издав при этом громкий вздох наслаждения. Как чудесно снова чувствовать себя человеком!

Джуна опустилась в горячую воду, от которой клубами поднимался пар. До трансформации она избегала общей бани. Как бы она ни оттирала свою кожу, прежде чем войти в свою собственную ванну, кожа все равно оставалась чужой. А она не хотела грязнить общую баню своей чужестранностью.

Джуна позволила рукам всплыть на поверхность воды. Вода была такой горячей, что новые ногти не выдержали и заныли. Впрочем, эта дополнительная боль скорее облегчила боль, гнездившуюся в костях рук и ног. Время от времени Джуна ощущала в мышцах болезненную судорогу, которая сопровождала процесс адаптации мышц к укорочению костей стоп и кистей. Ее руки уже успели уменьшиться почти на полсантиметра.

Полсантиметра за четыре дня. Это привело врачей в остолбенение. Они пришли прямо-таки в бешенство из-за того, что она предприняла трансформацию где-то в джунглях, а не под их наблюдением в стерильных условиях больницы. Джуна же нисколько не жалела о своем выборе. Это дало ей возможность проститься со своей жизнью среди тенду спокойно и с достоинством. У врачей еще будет возможность наблюдать подобную деятельность тенду: об этом она уже договорилась.

Джуна глубоко вдохнула воздух и скользнула под воду с головой, чтобы полежать на черном плиточном дне ванны эдаким эмбрионом в обнимающей ее горячей воде. Она постаралась проникнуть внутрь себя, чтобы ощутить свои жизненные ритмы, как делала это до трансформации. Если очень напрячься, то она чувствовала их и сейчас, но как бы за какой-то завесой. Джуна вынырнула и вытянулась, позволяя горячей пузырящейся воде поддерживать ее на плаву. Тяжелые шаги гулко простучали по плиточному полу бани. Джуна открыла глаза и села.

— Эй там! А не хотели бы вы, чтобы вам спинку потерли?

— Брюс!

— Я помешал?

— Вовсе нет, — ответила Джуна.

— Тогда я помоюсь и присоединюсь.

— Буду рада, — улыбнулась Джуна.

Брюс сел на небольшую деревянную скамейку у одного из нижних кранов и стал намыливаться. Джуна вышла из ванны, взяла мочалку и принялась тереть ему спину, любуясь красивой линией его мускулистых плеч. Брюс перестал намыливаться и выгнул под ее руками спину, будто довольный лаской кот.

— Чудесно, — пробормотал он. — Только не вздумай останавливаться.

Ее руки спустились еще ниже. Теперь она терла только одной рукой, а второй разминала мышцы по всей спине — сверху вниз. Дойдя до ягодиц, Джуна приостановилась. Брюс обернулся и начал намыливать ей руки и плечи. Она подняла подбородок, подставляя ласке шею и грудь. Мочалка бесшумно скользила по ее гладкой коже. Она выпрямилась и зажмурила глаза. Руки Брюса спустились ниже. Теперь он намыливал ее груди.

Джуна почувствовала, как жар разгорается в ее лоне. Соски напряглись. Она открыла глаза и придержала его руки.

— А вдруг кто-нибудь войдет?

166