Цвет дали - Страница 65

Когда песня кончилась, Джуна открыла глаза и прямо перед собой увидела следившего за ней тинку — уши широко расставлены, голова повернута под углом, будто он с изумлением прислушивался к чему-то совершенно невероятному. При виде такого выражения Джуна громко расхохоталась, и ее смех стал еще громче, когда тинка в страхе бежал. Она подумала — а стоило ли ей отпугивать тинку, но потом решила, что пусть этим делом лучше занимаются Анито и Укатонен.

Она снова пустила музыку и пропела еще несколько песен, но после них ей снова захотелось пить.

Взглянув кругом, она увидела Укатонена и Анито, сидящих на той же ветке, где только что сидел тинка. Они рассматривали ее, насторожив уши, а их кожа от удивления и недоумения приобрела цвет фуксина.

Джуна выключила музыку и села, выражая позой свое раскаяние. Приятное времяпровождение кончилось, пора было приступать к работе. Надо думать, пройдет еще много времени, пока ей снова удастся побыть одной, когда она сможет вести себя, как обычное человеческое существо.

— У тебя что-нибудь болит? — спросила ее Анито. — Может, тебя полечить?

— Со мной все в порядке, — заверила ее Джуна.

— Тогда почему ты убежала? — спросил Укатонен.

Джуна покачала головой.

— Это трудно объяснить, эн, — сказала она вежливо. — Мой народ не ест свою молодь. Мы считаем это неправильным. Я была… — Она заколебалась, не зная, как продолжить и не находя слов для выражения обуревавших ее чувств. — Я думаю, я поняла, что ты чувствовал, глядя на лес, уничтоженный моими людьми. И мне тяжело принять то, что вы едите свою молодь. — Джуну опять затошнило, когда она подумала об этом. Анито и Укатонен вспрыгнули на ее ветку.

— Я думаю, мы не поняли друг друга, — сказал Укатонен. — Мы едим только головастиков, и то только тех, у кого нет передних ног. Как только вырастут передние лапы, их уже нельзя трогать.

— А что же с ними происходит потом? — спросила Джуна.

— В сезон наводнений они уплывают в джунгли. Те, что выживают, возвращаются к нам в виде тинок. Самых умных и самых лучших тинок старейшины отбирают и воспитывают как бейми. Затем бейми становятся старейшинами. Поняла?

— Думаю, да. Это очень отличается от того, как ведут себя мои люди со своей молодью. Мы редко за раз рожаем больше одного ребенка. Каждый из них поэтому нам дорог. Вот почему мне было так трудно принять, что вы… — Джуна замолчала, борясь с новым приливом тошноты, — едите своих.

— Мы едим только головастиков, — напомнил ей Укатонен. — А тинки и сами могут за себя постоять.

— Это тоже мне кажется неправильным. Мы заботимся о своих детях, пока они не становятся совсем взрослыми.

— Но у вас мало детей. А тинок много; даже за теми, которые живут в деревнях, и то не хватит времени ухаживать. Да это было бы и неправильно в отношении тех тинок, которые живут в лесу и ждут, когда же освободится для них место в дереве.

Джуна вздохнула. Этот разговор становился слишком трудным для понимания.

— Наши народы очень разные.

— Да, — согласился Укатонен, — очень.

Анито коснулась руки Укатонена.

— Нам пора двигаться, эн.

Укатонен высветил согласие.

— Мы поговорим обо всем этом как-нибудь потом.

Они подождали, пока Джуна собрала свои вещи, а затем втроем пустились в путь.

Тинка продолжал следовать за ними. На следующее утро, когда Джуна проснулась, она нашла у своих ног только что убитую ящерицу. Анито остановила ее, прежде чем она успела взять подарок.

— Это от тинки, — сказала Анито. — Если б ты приняла ящерицу, то только обнадежила бы его. — Она подняла ящерицу и перебросила ее через край гнезда. Они позавтракали оставшимся мясом и свежими фруктами, а затем двинулись в путь.

Примерно час спустя Анито поймала тинку. Укатонен опять приказал ему вернуться в деревню и отослал его туда с помощью крепкого подзатыльника.

И все равно тинка продолжал тащиться за ними. Анито и Укатонен швыряли в него гнилые фрукты и даже помет, но тинка отбегал подальше, чтобы оказаться вне досягаемости, и упорно шел по их следам. Наконец у них остался лишь один выход — мрачно сжать зубы и не обращать внимания. Борьба между упрямым тинкой и не менее упрямыми старейшинами была бы забавна, если б для тинки ставкой в ней не являлась его жизнь. Когда этот юнец пропадал из виду на день или около того, Джуна начинала тревожиться — не убил и не съел ли его какой-нибудь хищник. Теперь она уже не хотела, чтобы он повернул в Лайнан, и начала надеяться, что ему найдется место в деревне Анито. Не может же быть, что никто не пожалеет этого мрачного целеустремленного юнца и не возьмет его в ученики.

Однажды, когда Анито разделывала крупное, покрытое перьями животное, у которого голова напоминала голову оленя или другого травоядного жвачного, а ноги — птичьи лапы, Джуна спросила ее, не возьмет ли она тинку в ученики.

— Нет, я слишком молода, чтобы иметь бейми. Это было бы неправильно. Кроме того, я выбрала бы тинку из своей деревни.

— А как насчет других старейшин? Может, кто-нибудь захочет этого тинку!

Анито покачала головой.

— Вероятно, он даже на плотах не получит места. Его придется бросить, когда мы пойдем вниз по течению.

— Но он так смел, так решителен, — спорила Джуна, — наверняка это должно иметь значение.

— Он знал, как ничтожны его шансы, когда пошел за нами, — ответила Анито. — На такой риск идти глупо. Если он умрет, то сам будет виноват. Да и ты тоже — ведь это ты поощряла его пойти за нами.

Слова Анито больно укололи Джуну, и она отвернулась. Она была добра к тинке в Лайнане, она сделала глупейшую ошибку, принимая от него мелкие дары, так как видела в этом всего лишь ответную благожелательность. Невежество иногда хуже намеренной жестокости.