— А правильно ли это? — спросил Наратонен, вставая и начиная расхаживать взад и вперед, причем цвета его тела выдавали раздражение и настойчивое биение мысли. — Правильно ли помогать им оставаться тупоголовыми? Разве хорошо, что наши деревни замкнуты и живут только ради себя? Разве хорошо, что деревенские согласны скорее умереть, чем уйти в изгнание, когда приходит время уступить свое место своему же бейми? Разве правильно, что мы чуть ли не обманом заманиваем их в энкары, пользуясь для этого системой долговых обязательств? И все время численность энкаров падает, а это для тенду плохо.
— У нас и раньше бывали сходные проблемы, — напомнил ему Укатонен. — И нам пока удавалось их решать самим.
Анито вслушивалась в спор энкаров и думала о своем ситике и о том, как бы ей хотелось, чтобы он выбрал жизнь. Она думала о времени, проведенном ею среди энкаров, и о том, как много нового она узнала. Она все больше утверждалась в мысли, что Илто понравилось бы быть энкаром. Это позволило бы ему удовлетворить свою жажду знания. И она, и Нинто тоже были слишком заняты узнаванием нового, чтобы сильно тосковать по Нармолому.
— Нет, — произнесла Анито, — это нехорошо, что деревенские так нелюбопытны, но было бы еще хуже, если б энкары силой заставили их перемениться. Им нравится их образ жизни.
— Деревенские люди — наша атва, — продолжал спор Наратонен. — Подобно другим животным, тенду должны или изменяться, или вымирать. Иногда мне кажется, что тенду похожи на умирающий пруд, оставшийся после наводнения. Наш мир становится все меньше и меньше. И вряд ли ему потребуется много времени, чтобы окончательно загнить и умереть. Я смотрю на новые существа и вижу — они принесут нам вещи, которые позволят нам сделать наш мир снова большим. Уже сейчас я узнал, что есть методы лучшего обучения. Я видел кое-какие пьесы и кинокартины новых существ. Есть идеи и технические приемы, которые мы могли бы использовать в своих представлениях. Я устал учить одним и тем же кворбирри снова, снова и снова. Мы создаем что-то новое раз в двадцать лет или около того, но никто не желает их учить, потому что они нетрадиционны! Мне мало этого, я хочу большего!
Анито слушала, захваченная словами Наратонена, которые сами по себе были чем-то вроде кворбирри. Он был прав. Но прав был и Укатонен. Как сможет она, которая и старейшиной-то стала только что, как сможет она вести тенду через этот кризис? Как сумеет привнести гармонию в этот хаос? Только теперь поняла она, какие страшные, какие пугающие обязанности возложили на себя энкары. Кто захотел бы добровольно взять на свои плечи ответственность за то, какое будущее будет уготовано тенду?
Тогда встала Иирин и положила свою мягкую ладонь на руку Наратонена.
— Прости меня, эй, но не все так просто, как кажется. Знание — обоюдоострый нож. Им можно резать веревки, можно сдирать шкуру с убитого зверя, а можно ранить и убивать. Далеко не все вещи, известные моему народу, столь полезны, как этот компьютер, — сказала она, воспользовавшись словом новых существ для обозначения говорящего камня. — Но даже компьютер и тот содержит в себе вещи, знание которых может причинить вред вашему народу.
— Какие же это вещи?
— Например, охотничье снаряжение, которое может быть применено для убийства других тенду.
Анито с изумлением взглянула на Иирин. То, что говорила та, было лишено всякого смысла.
— Да кому же в голову может прийти — охотиться на своих? — спросил Укатонен. Его кожа от непонимания и удивления приобрела темно-бордовый оттенок. — Это же просто глупость!
— Мои люди часто убивают друг друга в гневе, — ответила Иирин. Ее кожа стала бурой от стыда. — Иногда они убивают других людей в очень больших количествах. Это называется у нас войной. — Иирин отвернулась. Из глаз у нее брызнула вода. По коже прокатывались волны красок, означавших стыд, гнев, страх и боль. Они сливались в общий грязный фон. Моуки обнял ее, желая защитить.
— Мои люди не такие, как тенду, — продолжала Иирин. — Мы не хотим причинить вам вред, но с нами могут появиться идеи, которые таят в себе зло. — Сказав это, она вскочила и бросилась в лес, отмахнувшись от попытки Моуки сопровождать ее.
Джуна сидела на камне у реки. Негромкий непрерывный шепот речных струй успокаивал ее напряженные нервы. Тенду, конечно же, должны знать о дурных сторонах характера людей, так же как и об их достоинствах. И все же ее не покидало ощущение глубокого стыда. Даже сейчас на Земле бывали войны. Когда она улетала оттуда, передачи новостей были полны сообщениями о межэтнических столкновениях в Пенджабе.
Еще во времена ее прапрадедов были люди, пытавшиеся положить конец войнам. В чем-то они даже преуспели. Теперь малые войны не перерастали в мировые, но люди все еще продолжали убивать друг друга из-за каких-нибудь линий, проведенных по грязи. Тому, кто жил в космосе, кто видел Землю, вращающуюся под ногами, эти войны казались дикими, но даже в космосе иногда возникала напряженность между Землей и ее колониями, которая перерастала в блокады или даже в схватки.
За спиной Джуны раздался шорох листьев. Она обернулась. Наратонен. Он присел возле нее на корточки.
— Почему твои люди убивают друг друга? — спросил он.
— Мы сражаемся из-за земли и воды. Мы деремся из-за различия во взглядах. Мы деремся потому, что одни люди внешне не похожи на других. Мы всегда воевали, эн. Некоторые из нас пытались прекратить войны, но они все время вспыхивали то тут, то там. Нас очень много, эн. Слишком много, так что на всех не хватает ни воды, ни пищи.