На груди гостей выразилось сочувствие.
— Кое-кто из старейшин недоволен этой гонкой, — сказала Сорито. — Сегодня деревня потеряла лицо. Они полагают, Лалито действовала не слишком мудро.
— А она уже давно главная? — спросил Укатонен, прожевывая кусочек рыбы.
— Только пять сезонов, — ответила Сорито.
— Должно быть, ей нелегко, — задумчиво сказала Анито. — Так много серьезных происшествий сразу после избрания. Мой ситик был главным старейшиной в Нармоломе. Трудная задача привести в гармонию столько конфликтных ситуаций.
— Научится, я уверен, — сказал Укатонен. — Батонен выбрал Лалито, а его выбор всегда хорош. Такие несчастья были бы тяжелы и для лучших старейшин. Однако Лалито не может привести Лайнан в гармонию одна. Старейшинам не следует соглашаться с ней, когда она ошибается, но нужно ее поддерживать, когда она права.
Арато и Сорито высказали полное согласие с такой точкой зрения.
— Мы постараемся, эн, — добавила Сорито.
— Спасибо, кене, — ответил Укатонен. Он встал. — Ваши бейми, как мне кажется, устали. — И он указал подбородком на Ини, который уже несколько раз клюнул носом.
Старейшины и их бейми распрощались и ушли. Как только они вышли, Укатонен откинулся к стене и закрыл глаза. Анито удивилась, каким усталым и измученным он выглядел.
— Ладно, — сказал он. — В этот вечер мы неплохо поработали. Думаю, завтра все будет легче.
— Ты выглядишь усталым, эн. Может, я могу помочь?
Укатонен высветил отрицание.
— Очень уж долог для меня этот месяц. И для меня, и для Иирин. Буду только рад, когда он кончится. — Укатонен медленно встал на ноги. — Сегодня надо выспаться получше.
И зарылся в свою подстилку. Анито еще посидела, глядя на спящих Укатонена и Иирин. Она тоже устала. Как будет хорошо, когда они окажутся на пути домой. Нармолом, подумала она, представив в уме символ этого слова. Раньше все, что она знала и любила, было сосредоточено там. Теперь она повидала свет, и деревня кажется ей меньше, но все равно все любимое — там. Почти все. А здесь — Укатонен, такой похожий на Илто. Как хорошо быть рядом с кем-то, у кого можно учиться. Надо обязательно иметь кого-то, на кого можно опереться в годы трудного перехода к зрелости.
Анито залезла в постель. Так и заснула, думая о доме.
Джуна проснулась на своей постели из листьев. Она слабо шевельнулась и тут же зажмурилась от боли в спине и в плечах; на память пришло состязание. Выиграла ли она его? Медленно, морщась от боли, села. В комнате никого. Она разыскала свою ночную корзину с землей и воспользовалась ею, радуясь редко выпадавшей ей возможности облегчиться без присутствия посторонних. Взяла кувшин с водой, напилась и умылась. Выяснив у компьютера время, поняла, что проспала шестнадцать часов. Неудивительно, что кишки прямо пищат от голода; ведь вчера она ничего не ела, кроме кашицы из кайю.
Вернулись Укатонен с Анито, неся сумки с едой.
— Как чувствуешь себя сегодня? — спросила Анито, положив сумки и приступая к осмотру Джуны.
— Болит. Я победила?
Мягкий тон улыбки выступил на теле аборигенки.
— Да, на три с половиной ладони. А накопала ты вдвое больше их; замерялась же только длина.
— Что думают деревенские?
— Удивлены, зачем так старалась. Никто из них не стал бы так выкладываться, чтобы выиграть гонку. Ты же вчера чуть не умерла.
Укатонен прикоснулся к руке Джуны.
— Анито чуть сама не заболела, стараясь вылечить тебя.
Джуна удивленно взглянула на Анито.
— Я не знала, что вы болеете от врачевания. Ужасно сожалею. Простите мое невежество.
Глубину удивления Анито выразила окраска цвета фуксина.
— Ты не знала?
— Мои люди не сливаются. Как я могу понять слияние? Я не делала его раньше.
— Один старейшина умер, спасая твою жизнь, — сказала Анито. — А мой ситик Илто заболел, пытаясь тебя излечить.
Джуна переводила взгляд с Укатонена на Анито, пораженная тем, как дорого обошлась ее жизнь этим людям. Она вспомнила худого и хрупкого Илто. Она — причина его болезни, она — причина смерти другого старейшины. И все-таки деревня отнеслась к ней с такой добротой. Анито же несколько раз спасала ее жизнь.
— Почему? — спросила она, борясь со слезами стыда и сожаления. — Почему вы так добры ко мне после того горя, которое я вам доставила?
Анито мягко дотронулась до ее руки.
— Ты была новая, совсем другая. Мой ситик знал, что, спасая тебя, он может умереть. Тем более что время его смерти приближалось. Он выбрал твое спасение, хотя это привело его к болезни. Он хотел сделать большое дело до смерти. Ты поняла?
— Не все, но кое-что поняла. Ты на меня сердишься? — спросила Джуна.
— Сердилась, — сказала Анито, став темно-серой, когда печаль снова нахлынула на нее.
Джуна дотронулась до ее руки. Туземка подняла глаза.
— Я поняла. Если б это была я, я бы тоже рассердилась. Пожалуйста, скажи мне, что я могу сделать, чтобы стало лучше?
Анито покачала головой.
— Значит, не понимаешь. Это было. Больше я не сержусь.
— Теперь и я понимаю. И не забуду, — ответила Джуна. — Спасибо тебе.
Укатонен тоже коснулся руки Джуны и протянул ей большой красный и очень мягкий плод.
— Тебе надо есть побольше, — сказал он.
Джуна проткнула тонкую кожицу плода и выпила желеобразную мякоть. Сок побежал по ее подбородку. Она высосала сладость из семян, а затем облизала внутреннюю поверхность несъедобной кожицы. С рябью смеха Укатонен бросил ей другой плод.
— Ешь — ты вчера работала слишком усердно, — сказала Анито, протягивая свернутый лист, где лежали мелкие кусочки сырого мяса, смешанного с какой-то клейкой кашицей. Несмотря на довольно противный вид, блюдо было восхитительное. Потом ей протянули корзину, полную коричневых кожистых шариков диаметром сантиметра в три. Яйца. Укатонен взял одно, надорвал его когтем и выпил содержимое одним глотком. Другое яйцо протянул Джуне.